Послышались надрывные, яростные рыдания. Затем женщина бросилась вон из комнаты, продолжая всхлипывать от душившего ее гнева и сжимая в руке кучку нижнего белья. Освещенная бившим из двери солнцем, она принялась натягивать трусики. Наконец, попрыгав с одной ноги на другую, все же справилась с этой задачей, потом свела плечи и стала укладывать груди в чашки бюстгальтера. Резко развернувшись, он снова вышел на крыльцо, заливаясь краской стыда и смущения от того, что только что лицезрел. Вот такой он был, ничего не попишешь. Ктото мог бы назвать его безнадежно старомодным, хотя сам он никогда не рассматривал подобные вещи с позиций моды. Да, он убивал, выполнял грязную, удручающую работу, годами общался с полнейшими дегенератами. Это была среда его обитания жестокость, грязь, смрад.
И все же за всю свою жизнь он видел только трех обнаженных женщин, одна из которых была к тому же его женой. Как же ему хотелось, чтобы он не видел сейчас эту девушку. По силе это было сродни тому изматывающему чувству голода только бы не видеть ее в этой постыдной наготе! Но еще он хотел, просто жаждал снова увидеть ее, боготворить ее и обращаться с ней с должной нежностью и любовью. Независимо от того, что делала и как все это могло быть воспринято со стороны.
При этом он видел не только ее наготу, и сейчас мог бы признать, что она не так уж сильно отличалась от многих других женщин, которых он повидал в своей жизни, хотя бы на картинке. Маленькая, аккуратно сложенная молодая женщина с приятным лицом, песочнокоричневатыми волосами, собранными сзади в пучок. А он стоял там и глазел.
Внезапно у него перехватило дыхание от того, что он увидел. Знаете ведь как бывает. Но истинная красота, совершенство это всегда при них, и вы обязательно их увидите, если будете смотреть достаточно долго. Вы их увидите и распознаете вне зависимости от того, что смогли узреть раньше. Даже если вам в оба глаза попало столько мусора, что одним вы вообще ничего не видите, а второй различает лишь самую малость, что перед ним. Багз простоял на крыльце не меньше десяти минут наполовину одурманенный, чувствующий головокружение, погруженный в свои собственные грустные мысли, когда до него донесся звук закрываемой задней двери.
Звук этот вывел его из забытья, напомнил грустные факты о том, кто он и как здесь оказался. И тогда он снова постучал поспешно и громко. Багз проследовал за ним через прихожую, и вскоре они оказались в помещении, которое, судя по всему, некогда служило доктору чемто вроде кабинета. Заместителю шерифа было лет под тридцать. На нем были розоватобежевая рубаха с черным галстукомбабочкой и синие брюки из саржи. Манжеты брюк были небрежно заткнуты в сапоги.
Круто изогнутые брови придавали лицу забавное, даже какоето озорное выражение. Ровные белые зубы сжимали кончик длинной тонкой сигары.